— Я вампир. У нас нет человеческой привычки льстить мертвым. Я вижу то, что вижу. И увиденное не меняется от того только факта, что это ее предсмертная записка. Она даже на пороге смерти не смогла быть самодостаточной и говорила чужими словами. Да, Ларис, эта девочка была фальшива.
— Ее звали Лиза!
— Я не запоминал. Она была нужна мне как украшение вечера, как дорогой подарок для моих дорогих гостей. Чем мог, я с ней за это расплатился, и расплатился щедро. Но любить, кроме вкусной крови, там было нечего.
— Зачем ты так, Лоу? Зачем? — меня колотит дрожь, я чувствую, что замерзаю. Ну что за клятое место вся эта вампирия, ну почему здесь вечно так холодно?
Очень осторожно, словно боясь спугнуть, он приближается ко мне, опускается на колени в траву, поднимает меня с земли, прижимает к себе. На ногах я бы не удержалась. А на коленях, опираясь о него всем телом, могу.
— Ну, ты же хочешь услышать правду, верно? И я согласен — тебе стоит эту правду знать. И быть сильнее этой правды. Только так возможно выжить.
А я понимаю, что должна оттолкнуть, прогнать, проклясть… Вот только нет у меня таких сил. Его руки — такие нежные. А на груди у него теплее… И, если уж честно, то, что Анхен сделал с Еленой, в разы страшнее судьбы Лизы. А Анхену я… все простила, выходит? Елену, Томку, себя… Живу вот с ним. В путешествие собираюсь. И Лоу мне при таком раскладе ненавидеть — за что? За то только, что Лизка была моей самой близкой подругой, а Елена — нет? Они вампиры. Они все здесь вампиры, все до единого. И ненавидеть одного, прощая другого? Нелепо…
Судорожно вздыхаю. Глубоко, пытаясь хоть как–то успокоиться. И так привычно вытираю лицо… вот об то, что ближе было.
— Надеюсь, эта стоит меньше, чем предыдущая?
— Понятия не имею. И кто тебе вообще голову такой ерундой морочит? — он гладит меня по спине. Почувствовав, что я немного расслабилась, он осторожно садится и, не отпуская, усаживает меня боком себе на колени. Ласковый такой. Тот, который нужен. И что в этом от правды?
— Скажи, а если бы я… если бы я согласилась тогда… поделиться кровью… — мои дрожащие пальцы гладят рубашку у него на груди, голова бессильно лежит на его плече, — ты бы меня убил?
— Конечно, — ни на миг не запнулся, не стал отпираться. — Я ж туда не закатом любоваться прилетел. Мне нужна была девочка для праздника. Глупая и нежизнеспособная. Гарантированно совершеннолетняя. Не успевшая обзавестись семьей, детьми, обязательствами. Ты, между прочим, подходила идеально. Умудриться закатить скандал на пустом месте — ни об уме, ни об умении жить в предложенных обстоятельствах это не говорило.
Я вздыхаю. Год назад я б ему на это много чего наговорила, а вот сейчас… возразить–то мне, по сути, и нечего.
— Судя по тому, что я все равно оказалась здесь, ты, видимо, прав. Надо было мне тогда… уйти с тобой. Ты рассказал бы мне о любви, а я бы на два года меньше мучилась. И Лизка моя была бы жива…
Он запрокидывает мне голову, пару секунд смотрит на залитое слезам лицо, затем невесомо целует в губы.
— Про любовь я и сейчас могу рассказать. Та девочка все равно нашла бы своего вампира, она, похоже, еще до встречи со мной «горела». Может, в раннем детстве какая встреча, может просто особенности психики, такое случается. А жизнь надо уметь принимать любой. Как и смерть, когда придет. Ты прожила эти два года — и я не верю, что там было только плохое. Ты не пошла со мной, но встретила Анхена — значит, и в этом был смысл.
— А ты во всем находишь смысл, да? Анхен сказал, что ты коэр, тебе положено, — трусь носом о его плечо, а потом все же признаюсь. — Знаешь, когда он сказал, что… для тебя всё знаки, символы… я потом думала, а вдруг… вдруг был для тебя какой–то знак, и ты на Гору не случайно пришел, и наша встреча была предопределена, вот только что–то сбилось, и пошло не так…
— Анхен порой бросается словами, не слишком заботясь о достоверности. Нравится ему на ровном месте утрировать, шутит он так, — Лоу нежно проводит пальцами по моей щеке, затем перехватывает меня поудобнее. — Я живой, Ларка. У меня самые обычные дела, потребности, заботы. И в моем появлении на Горе ничего мистического не было. Мне нужна была человеческая девочка. Проще и быстрее было найти ее там, а не бегать потом, как дурак, по городу, бездарно теряя время.
— А… твой наряд?..
— А мой наряд объясняется просто. Я весь день проторчал на заседании одного комитета старых му… прошу прощения, Древних и очень мудрых, которые решали один важный для меня вопрос, и все никак не могли его решить. А официальный наряд на такие заседания требуется. По одной из наших древних и мудрых традиций, — Лоу фыркнул, и я почувствовала что–то очень знакомое. Была одна девочка, тоже все традиции ругала. Да уж, нашла родственную душу. — В результате я и так–то едва не опоздал, а уж заезжать домой переодеваться — так и вовсе времени не было.
— Так все банально, — горько вздыхаю я. — Даже жаль.
— Нет, не банально, — не соглашается Лоу. — Я нашел тебя. А Анхен слишком зло порою шутит. Я не коэр. В крайнем случае — коэр–недоучка. Я ведь даже не понял, что я нашел. А когда и понял — не присмотрел, не позаботился.
— А он мне сказал, ты бумагу какую–то там писал, чтоб меня после той выходки с кровью в универ вообще приняли.
— Я ж говорю, нежизнеспособная, с первого взгляда видно, — он улыбается, и я печально улыбаюсь ему в ответ.
— Что ж тогда такого ты во мне нашел, что стоило присматривать и заботиться?
— Ты была настоящая, Лар, — говорит он мне так серьезно, что я верю, что для него это не просто слова. — Одна–единственная настоящая девочка в вашей насквозь фальшивой стране. На тебе обломалось что–то в великом эксперименте Древних. С тобой интересно говорить, ты пробуждаешь чувства, ты даже нас, тех, кто общается с тобой, делаешь настоящими. Теми, кто мы есть на самом деле. А не кем мы себя выдумали.
— Что еще за эксперимент? И почему ты вечно называешь мою родину фальшивой? Мы не фальшивые, мы такие, какие мы есть. Искренние, даже если с твоей вампирской колокольни тебе этого не разглядеть.
— Лар, а ты в природе хоть раз встречала, чтоб жертва добровольно в пасть хищнику лезла? Да еще распевая при этом песни о своей великой любви? Это же бред, Лара. Тошнотворный, несуразный бред.
— Но разве это наша вина? Это наша беда. Голос крови…
— Да нет никакого Голоса Крови, — он раздраженно отмахивается от моих слов, как от назойливой мухи. — Просто Древние навоевались до тошноты. Вот и захотелось — чтоб не гоняться за пищей, а она сама бы в рот прыгала. Да еще и от любви бы при этом таяла, чтоб им себя убийцами и злодеями не чувствовать. Вот и намухлевали там что–то… на генном уровне, и получили искусственную породу, ничуть не лучше, чем все вот эти… розочки. Люди вашей страны и впрямь стоят всех этих цветочков. Что там, что там — цветет красиво, а не души, ни жизни. Что–то самое главное еще в зародыше изъято.
